Never trust a hug. It's just a way to hide your face.
Название: Разрушители проклятья (The Curse Breakers)
Фандом: Once Upon a Time
Автор: TheHinkyPanda
Переводчик: S.anya
Размер: миди, оригинал 23,043 слова, перевод 16,024 слова
Пейринг: Румпельштильцхен|мистер Голд/Белль
Категория: гет, АУ после 12 серии первого сезона.
Жанр: Романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Регина не должна позволить им встретится, ведь она знает, что они могут разрушить проклятье. Кто бы мог подумать, что самое сильное проклятье окажется завязанным на душевнобольную и хромого ростовщика?
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/7854538/1/The-Curse-Breake...
Дисклеймер: все права принадлежат создателям сериала
Разрешение на перевод: получено.
От переводчика: принимаю любые тапки, не стесняйтесь)))
читать дальшеГлава 1.
Она помнит, как когда-то давно планировала войну, но это, кажется, было целую жизнь назад, а может и больше. Чтобы убить время, она снимает больничные туфли и пальцами рисует карту гор, рек и побережья в пыли на полу.
Огры не люди...
Она задумывается, кто же сказал такую глупость. Конечно огры не люди, иначе с чего бы их называли ограми? Интересно, огры вообще существуют? Возможно, в той жизни, где она планировала войну, но не здесь, в этой клетке, пахнущей отбеливателем и одиночеством. Бывали дни, когда она ждала своих лекарств, как и другие пациенты. Дважды в день она слышала поддельно веселые голоса медсестер в других камерах:
– Принимайте витамины. Вы будете себя лучше чувствовать.
Однажды она стучала в стену и кричала:
– Это не витамины.
Они не кормили ее два дня, и она перестала бить по стенам и говорить правду. Но таблетки она все еще ждала. Она прятала их, и использовала потом для размещения войск в ее нарисованных картах в пыли. В любом случае, здесь ее не лечат. Только ждут, когда безумие полностью охватит ее. Но как это возможно, если время остановилось? Солнце всходит и садится, но это всегда один и тот же день. Она даже перестала считать их. Поэтому она все время мечтает и придирается к своим мечтам.
Это видение всегда приходит к ней, когда она чувствует себя особенно одинокой и обманутой холодными белыми стенами.
Она никогда не видит картинку полностью — только мужчину, сидящего за прялкой. Колесо вращается, и он не смотрит на нее, но она слышит диалог, далекий и тихий.
– Почему вы так много прядете?
– Мне нравится смотреть на крутящееся колесо. Помогает забыть.
– Что забыть?
– Кажется, уже забыл.
Она старается представить себе мужчину, место, где они разговаривают, но у нее всегда остается ощущение, что она лишь тянет из паутины бабочку за крылья. Что бы это ни было, воспоминание или ее воображение, это что-то ценное и важное, не позволяющее сознанию окончательно погрузиться во мрак. Она снова рисует в пыли. Она пыталась писать, но ее пальцы выводили непонятное слово, которое она даже не могла прочесть. Сегодня она опять его пишет, чтобы посмотреть, смогут ли пальцы воспроизвести его.
Румпельштильцхен.
Она слышит стук каблуков темной леди, редко спускающейся к ней, быстро стирает написанное и сворачивается калачиком в углу клетки, изображая послушную девочку. Женщина открывает маленькое окошко, ржавые петли скрипят, ее темные глаза буравят. Они смотрят друг на друга в течении нескольких ударов сердца (семь, она считает), и темная леди спрашивает.
– Вы знаете, почему вы здесь, мисс Френч?
Слова хотят вырваться наружу, но застревают в горле, и она качает головой. В любом случае, в словах нет смысла. Женщина улыбается, и металлическое окошко окончательно закрывается. Звуки удаляющихся каблуков исчезают, и она снова остается одна со своей пылью.
Она спускается на пол, и пишет слова, которые скручивают ее горло, резкие и острые, как будто она проглотила розовый куст.
Я украла сердце чудовища и спрятала его в надколотой чашке.
Она покачала головой, стерла написанное и решила вернуться к военным планам, ведь мирное время никогда не вечно.
Глава 2
Небольшой дождик придал Сторибруку мокрое сияние и подарил краткий намек на радугу. Регина думает, что изгнала из этого пузыря всю магию, но некоторую магию никто не может стереть. И мистер Голд держался за волшебство обычных вещей все время в этом чистилище. Забавно, как люди смотрят свысока на мелочи... мелочи сделок, соглашений, дней.
Все в этом городе приходили к нему, в разное время. Разбитые сердца, свобода от хозяев или что-то еще... да, все приходили и обменивали, но был только один человек, кто не хотел менять сделку после ее заключения. Один, кто не суетился, когда пришло время платить. Тот, кто пожертвовал собой ради других. Сделка, которую мистер Голд хотел бы отменить, и о которой вспоминал с горечью и печалью.
Магия радуги исчезла, и сырость отозвалась в его больном колене. Началась весна: значит, будет больше влажной погоды и больше боли. Не самый счастливый конец для него. Но ведь проклятие должно было принести счастливый конец Регине, не ему. Он задумался, как же оно работает для нее — с презрением Генри и желанием Эммы отобрать сына. Он улыбнулся этим мыслям, и потянул штору, открывая окно. Кольцо царапнуло стержень, и голос из прошлой жизни выбил его из реальности.
Уже почти весна. Нужно впустить немного света.
Он стоял и слышал, как трещат тяжелые драпировки, когда молодая женщина тянет их. Он ощущал ее в своих объятиях, и его сердце остановилось, как когда-то. Если бы он знал, то не отпустил ее вниз так быстро. Он бы держал ее целую вечность.
Я повешу шторы обратно.
– Не нужно, – шепчет он кружащейся пылинке, – я привыкну.
Но он не привык. Каждую весну он не мог привыкнуть к яркому свету, зеленому и блестящему миру. Глядя из окна своего дома в Сторибруке сквозь дымку от слез, он видел, как потихоньку приходит весна. Земля оттаивает, на деревьях и растениях вновь появилась жизнь. Даже синее небо выглядело ярче, чем он помнил. Единственный раз, когда он видел природу во всей ее красе, был тогда, когда она была в его доме те несколько месяцев. Она принесла волшебство обычных вещей.
Белль.
Может ли быть, что она тут, где-то в глубине этого городка? В первый раз он позволил себе всерьез надеяться, что Регина солгала ему. О, он обвинил ее, когда она сообщила ему эту новость. Но потом он поехал в деревню, удостовериться в рассказе этой ведьмы, и услышал на улице шепот про бедную девочку, спасшую город, но бросившуюся с башни. Нет, королева не лгала ему.
Но что если... мысль так поразила его, что сердце и легкие забыли, как нужно работать. Он споткнулся по пути к креслу и трясущейся рукой провел по лицу. Он не узнал, с какой именно башни она бросилась. Может люди считали, что она прыгнула с его башни, а Регина сказала, что с башни ее отца. Что если... что если... эти два слова вертелись в голове. Что если она жива? Что если она сломана? Что если она не помнит его? Что если Регина сказала правду?
Слишком много "если". Он должен найти ответы на свои вопросы, начиная с самого важного: была ли она еще жива? Возможность этого придала силу ногам и выпустила воздух из легких. Как он может объяснить все это время, потраченное впустую время, когда она нуждалась в нем? Трусость подняла голову. Нет, он не позволит ей выиграть. У него было чувство, что Регина замешана в этом, и он освободит ее из тюрьмы слишком поздно.
Но трусость и Королева не победят на этот раз.
Делай что-то храброе, и станешь смелым.
Он надеялся на это.
Глава 3
Она грезит о другой тюрьме. О позолоченной клетке с богатыми гобеленами, коллекцией странных вещей и запахом магии. Решетка, запирающая ее, толстые каменные стены и кружащиеся пылинки. Здесь множество комнат, которые можно открывать, исследовать. Мечи и колбы, руно и золотая нить. И прялка... все время прялка. Как ни удивительно, в этом странном заключении она чувствует себя свободной. Гораздо более свободной, чем вне его.
Она чувствует чье-то жуткое присутствие в своих беспорядочных грезах о той тюрьме. Кто-то появляется из ниоткуда, открывает и закрывает двери щелчком пальцев. У этого призрака нет лица, она боится его и заботится о нем, как будто ее сердце выросло, и эти два чувства мирно уживаются в нем. Иногда, ночами, когда она бродит по темным коридорам, потерявшаяся и испуганная, он показывает ей дорогу обратно, в ярко освещенную комнату с книгами и надколотым фарфором. И прялкой.
Прялка....
– Почему вы так много прядете?
– Мне нравится смотреть на крутящееся колесо. Помогает забыть.
– Что забыть?
– Кажется, уже забыл.
Она открывает глаза, но все еще слышит высокий пронзительный смех. Уже третий день этот диалог постоянно прокручивается в голове. Это похоже на видение, а не на воспоминание, но разве можно быть уверенной в этом месте? Возможно, видения и есть воспоминания. Да и неважно сейчас, когда кажется, что паутина оплетает ее сознание, а не углы комнаты.
Она встала на кровать, прикрепленную к стене, и вытянулась во весь рост. Вверху ее комнаты окошко — теперь до него можно дотянуться рукой. Через него почти ничего не видно, только несколько травинок и часть неба. Запах сырой земли проходит даже через стену. Неужели это радуга на узком кусочке неба? Она прижимает ладонь к грязному стеклу, пытаясь почувствовать тепло солнца, но ноги больше не могут находиться в таком напряжении, она падает на колени и сворачивается клубочком в одеялах.
Она медленно качается – вперед, назад. Этим утром стены как будто гудят, заряженные солнечным светом. Земля вращается. Он ищет ее. Она не знает, кто он, но она почти уверенна, что он знает о ее заточении. Она шагает по камере. Сегодня на полу нет пыли, так что с военными планами придется подождать. Тем не менее она снимает туфли и привыкает к ощущению холодного гладкого пола под ногами. Она несколько раз приседает, сжимает и разжимает руки, исследуя их силу, пружинит ноги, плавно скользит по полу.
Она готова бежать.
________________________________________
Он не знает с чего начать, и решает вернуться к самому истоку: ее отцу. Тот все еще в госпитале, и нужно будет убедить его не выдвигать обвинения. В конце концов, он же дьявол с тростью и вкрадчивым языком. Если кто-то и мог убедить, что юридические последствия совершенно не нужны, так это он. Он надеялся, что с Мо Френчем ему повезет больше, чем с Региной. У него было чувство, что если копнуть глубже, то Регина обязательно окажется замешана в эту тайну.
Какое-то движение привлекло его внимание, когда он шел через больничный двор. Ряд маленьких окошек, почти на уровне земли. Он подошел ближе к одному из них, думая, что глаза обманули его, и не заметил маленькую ладонь, прижатую к стеклу. В то же мгновение рука исчезла, а он покачав головой, пошел дальше, к избитому цветочнику.
Глава 4.
Эмоции могут сыграть с нами злую шутку... Разве не он недавно предупреждал об этом новоиспеченного Шерифа? Он ненавидит следовать своим собственным советам и напоминает себе, что все расплатятся сполна. В конце сделки, скажем так.
Он находит Мо Френча перевязанным, прикованным к инвалидному креслу в маленькой больничной палате. Мистер Голд оставляет трость возле двери и, прихрамывая, входит в комнату, протягивая пустые руки.
– Я пришел с миром, – шутит он, но глаза Френча полны ужаса. Пот проступает у него на лбу, и зловоние страха заполняет комнату. Мистер Голд пытается стоять вровень с глазами Френча, но колено протестующе ноет, и он прислоняется к подоконнику. Предложения, рычаги, намеки на денежные поощрения вертятся у него в голове, когда Френч опережает его.
– Как вы узнали?
Голд думает, что невнятный голос Френча или его собственные уши искажают слова. Надежда крыльями бьется в груди. Он в замешательстве склоняется к лицу Френча.
– Простите, что?
Френч сглатывает, его трясет.
– Как вы узнали что я запер ее?
Голду кажется, что его ударили по голове: в глазах двоится, в ушах шумит. Он уверен, что проклятие пало, мир снова стал прежним. Но мир не изменился, это просто эхо тех слов, которые он прошипел в темной хижине в лесу.
Ты ее отец. Она любила тебя, а ты запер ее. И она ушла. Навсегда...
Но она не ушла навсегда, и сейчас он на пороге возможно самой важной сделки в жизни. Глубоко вздохнув, он терпеливо ждет, когда зрение и слух вернутся к нему. Сейчас ему нужно быть спокойным дельцом, независимым от эмоций, и неважно, что происходит сейчас в его сердце.
– Мне принадлежит этот город, мистер Френч, – он пристально посмотрел на свою руку, убедившись, что она не дрожит, – очень трудно сделать что-либо без моего ведома.
– Что вы хотите от меня?
Твою жизнь. Он затолкал поглубже эти слова. Нужно говорить в общих чертах, и пусть Френч расскажет все.
– Детали.
Слезы покатились по щекам Френча.
– Вы должны понять, я не знал, что делать с Аннабелль. После смерти ее матери она просто была... не здесь.
Голд напомнил себе, что нужно не забывать дышать.
– Продолжайте.
– Потом она начала говорить про проклятия, заклинания и магию. Что хочет вернуться в замок, к чудовищу. Я испугался, что она в поисках замка попытается покинуть город. Что мне оставалось делать?
Любить ее.
– Я обратился к Мэру за помощью.
– Конечно.
Голд оторвался от подоконника. Теперь он знал, где искать. Он даст зацепку Эмме Свон, она сделает всю работу, а он будет отвлекать Ее Величество. Это трюк – одной рукой делаешь, другой уводишь в сторону людей, так что они не видят, что происходит с их правами. Магия без цены и оплаты.
– Подождите, что вы хотите, Голд?
– Есть одна вещь, которая нужна мне. Я возвращаю вам фургон, списываю все долги, а вы дадите мне то, что я прошу.
– Что?
– Ваше молчание. И если вы не согласитесь добровольно, то я вернусь, и сам добьюсь его.
Слезы быстрее покатились по лицу Френча.
– Вы убьете меня?
Голд улыбнулся.
– Я вырежу твой язык.
Глава 5.
Она хочет узнать свое имя. Она знает, что у нее есть имя, у всех оно есть. Даже темная леди называет ее "Мисс Френч", но это неправильно. Это не ее имя, она не знает, что это такое. Сегодня на полу есть пыль, уборщик пропустил ее. Возможно, имя как-то связано с тем словом, что все время пишут ее пальцы.
Румпельштильцхен.
Она смотрит на буквы, на линии и кривые. Это что-то знакомое, что-то занимающее ее мозг и губы. Но это не ее имя. Разочарование и гнев сжали грудь, выдавили весь воздух из легких. Она сжала кулаки, ногти царапают пол. Ей хочется кричать, плакать... она хочет имя.
– Румпельштильцхен!
Слово вылетело изо рта, и она быстро прижала руку к губам. Потрясение заставило застыть все мышцы, а уши — улавливать каждый звук. Но никто не пришел, и она медленно встала на ноги, до сих пор неуверенная, что же означает слово. Это клятва, бранное слово? Может, благословение или приветствие двух друзей на улице?
Слово все еще видно в пыли у ее ног. Что-то темное вплетено в эти буквы, предостерегая тех, кто захочет иметь дело с ним. Но когда она повернула голову, то обнаружила что-то причудливое в звучавших с переливами "м" и "р". Повернувшись иначе, она услышала гневные слова вместе с "т" и "ц".
– Значит это настоящая любовь!
– Закрой свой рот!
– Почему ты мне не веришь?
Она обнимает себя руками. Чувствует давление на плечах, как будто кто-то держит и трясет ее. Схватив себя за плечи она пытается имитировать эти движения, пока не начинают стучать зубы. Наконец, она сдается, всхлипывая и злясь, падает на пол. Росчерки букв насмехаются над ней, повернувшись лицом к полу она шепчет холодной земле.
– Никто никогда, никогда не полюбит меня.
И она думает, что это правда.
Солнечные лучи движутся по полу, и она все лежит и наблюдает за ними. Ее ухо прижато к полу, и поэтому она слышит любой шум. Голоса по коридору и за углом. Их трое, они еще далеко от нее, и она не может расслышать слова. Шаги направляются к ней, но она слышит и другой звук.
Шаг... стук... шаг... стук... шаг... стук.
Она встает, и понимает что это: военные барабаны. Она снимает туфли, сгибает ноги, готовая к прыжку. Время военных планов прошло, сейчас время бежать. Но звук приближается, и она понимает, что это не барабаны. Это просто трость хромого человека. Никакой войны сегодня, она поворачивается к койке и равнодушно пытается поправить одеяло.
Замок ее двери открывается, и она вертится, как загнанная в угол кошка, готовая обороняться когтями и зубами. Дверь клетки не открывалась ни разу с тех пор, как ее поместили сюда. Она уверена, что в какой-то момент жизни стены сами воздвиглись вокруг нее, как по волшебству.
Медленно дверь открывается, и она не может дышать от волны застоявшегося воздуха, ворвавшегося в маленькую комнату.
И он стоит на пороге, опираясь на трость. Глаза широко раскрыты, и в них столько надежды, сколько она прежде никогда не видела. Но с ним что-то не так... его кожа другая, и он не одет в кожу детей... нет, нет, это была шутка. Она не узнала его, но где-то глубоко, там, где что-то закрыто от нее, она знает его. Только бы он ее знал...
– Белль.
Шепот эхом отражается от стен прямо ей в голову, и она больше ничего не слышит. У нее есть имя. Ее зовут Белль. Радость прорывается через какофонию в голове, и она улыбается. Его темные глаза смотрят на пол, и она прослеживает его взгляд. Он смотрит на слово, написанное в пыли, и она наконец понимает его смысл. Она падает на колени, а затем распластывается на полу, плача от радости.
Румпельштильцхен.
Спаситель.
Глава 6.
Когда Голд идет к Шерифу Свон, то готов использовать услугу, которую она должна ему, но это не значит, что он пришел неподготовленный. Исполнение услуги спасительницы не такое уж незначительное событие. Он показывает ей подделанные им бумаги. Шериф раскладывает их на столе и внимательно изучает. Между бровями появляется складка. Наконец она откидывается в кресле, в глазах сочувствие, но губы плотно сжаты. Блондинистый парадокс в ботинках.
– Так вот что за "она", которое вас так взбесило. Что произошло?
Он играет убитого горем человека, и это не первая его роль. Как опытный химик он смешивает горе, печаль, проблеск надежды и обрызгивает ими слова и позу.
– Она пришла работать ко мне в магазин, и мы влюбились друг в друга. Она знала, что люди ее не поймут, и в первую очередь ее отец. Мы сбежали, а потом она направилась к отцу, чтобы рассказать ему, и с тех пор я больше ее не видел.
Он опустил глаза к полу, потеребил трость, и наконец уставился в окно.
– Они сказали мне, что она погибла в автокатастрофе, по пути... домой.
Голд ненавидел себя и не понимал, как он не подавился этими словами.
– Что же заставило вас думать, что она еще жива?
– Источник.
Ее глаза сузились.
– Вы были у Френча в госпитале с юридической консультацией.
– Я не говорил этого.
– Конечно. Где, вы думаете, она сейчас?
– Мне сказали, что ее держат в госпитале, в отделении тяжело психически больных.
Он удивился неподдельно звучащему отвращению в голосе.
Эмма нахмурившись смотрела на документы перед ней, и думала столь громко, что начала вмешиваться в ход его мыслей. Наконец она встала, руки в боки, столь самодовольна, точь-в-точь как скромный пастух, вдруг ставший принцем.
– Вот мое предложение. Я помогаю освободить ее, только если доктор Хоппер подтвердит, что она здорова.
– Какова ваша цена?
Странно, почти незаметно дернувшись, Эмма чуть ли не грустно ответила.
– Вы дадите ей дом.
Она все еще оговаривает условия сделки, но он знает, что примет их.
– Вы будете заботиться о ней до конца ее жизни. Вы будете относиться к ней с добротой и уважением.
Старые пыльные слова всплыли у него в голове. Значит ей нужен... дом? И теперь у нее будет дом.
– Конечно, Шериф Свон.
Она немного улыбается уголком рта.
– В тот момент, когда вы жестоко обойдетесь с ней или выгоните ее из дома, на первой полосе газеты будет история о вашем фальшивом браке с психически больной.
Он протягивает руку, чтобы заключить сделку, уверенный, что Эмма примет все, чтобы спасти их всех.
________________________________________
Кажется, прошло много времени, целый новый мир уже успел появиться на свет с тех пор, как он стоял перед дверями ее камеры. Он ждет, пока доктор Хоппер закончит сеанс психотерапии, пока Эмма соберет одежду для Белль, прикусывает язык, когда Эмма спорит с медсестрой.
Но сейчас время опять остановилось, и он даже не может открыть дверь. Возможно, лучше оставить ее здесь, сумасшедшей, но в безопасности. Если он освободит ее, то она попадет прямо в зону военных действий. Эмма, видимо, замечает его колебания, и переминается с ноги на ногу.
– Мы освободим ее, переоденем в обычную одежду, затем вы отведете ее в мою машину. И мы сразу поедем к вам домой.
Но Регина узнает. Дракон всегда знает, когда крадут его безделушки. С этой мыслью он тянет дверь. Он – эгоист со своими безделушками, а эта была потеряна чересчур давно.
Делай что-то храброе, и станешь смелым.
Лучи полуденного солнца, отражающиеся от белых стен, ослепляют его на мгновение. Он уверен, что она уже ослепла к этому времени. Глаза приспосабливаются к свету, и он видит ее, стоящую босиком, в больничном халате, но все, что он помнит, это уверенную девушку с открытыми плечами в золотистом платье, разрабатывающую военные планы вместе с мужчинами в игрушечном замке.
Ее глаза изменились, омрачены поддельными воспоминаниями и страхом. Ему не хватает запаха роз, который, казалось, пристал к ее коже, и доносился до него, когда он находился слишком близко к ней. Но она стоит тут, Королева мягкой комнаты, как будто все еще в зале своего отца.
– Белль.
Имя сорвалось с губ, и он уверен, что никогда не слышал более приятного звука. Он не уверен, что этого будет достаточно, чтобы пробудить ее воспоминания (для Дэвида слово "прекрасный" ничего не изменило). Но это как-то срабатывает с ней. Она улыбается, как будто он подарил ей целый мир, и он не может удержаться от ответной улыбки.
Когда его взгляд падает на пол, он видит... свое имя, написанное в пыли. Свое настоящее имя. Улыбка исчезает с его лица, и когда их глаза встречаются, она тоже перестает улыбаться. Она помнит. Не только жива, но и помнит. Он смотрит, как она падает на колени и плачет на полу. Его старый знакомец– страх корявыми руками сжимает грудь, выдавливая те остатки храбрости, что остались у него.
Она помнит... она помнит крики, разрушения, отказ.
– Уходи.
– Что?
– Ты мне больше не нужна, дорогуша.
Но она нужна, больше всего на свете. И он делает то, что должен был сделать давным-давно, он делает шаг к ней. Ноги трясутся, его качает, но он идет к ней. Он обнаруживает, что ужас все еще держит его цепкими лапами, но он может контролировать свой страх. Он отпускает трость, и она с глухим стуком, отразившимся от стен, падает на пол. С усилием заставляя ногу повиноваться, он опускается на пол и обнимает Белль.
За всю свою долгую жизнь, он никогда не думал, что храбрость может начинаться с колен.
Глава 7.
Она понимает необходимость процедуры. Только поэтому она позволяет светловолосой женщине помочь себе переодеться из больничного халата в столь же неподходящую одежду. Она не привыкла носить брюки. Вместо них она хочет голубое платье и каблуки, розовую воду и румяна... и надколотую чашку. Она закрывает глаза, когда последняя пуговица рубашки застегнута, и вновь надевает больничные туфли. Это неправильно, ничего не подходит, и хотя вся она переполнена побегом из башни, она все еще хочет вернуться обратно, в тюрьму своего сознания.
– Вы в порядке?
Она не уверена, и поэтому не отвечает.
– Мисс Френч?
– Я хочу...
Домой, возможно? Какое слово будет подходящим? Где теперь ее дом? Она помнит, как оставила один дом, опустошенный и разоренный, и ее домом стало другое место, но детали слишком расплывчаты.
– Мистер Голд предоставит вам свой дом. Если вы не хотите идти с ним, вы не должны. Мы найдем место, где вы будете жить.
Она знает, что это не его имя, не его настоящее имя, но она знает, каким-то пыльным уголком сознания, куда не добрался свет, о его интригах и сделках. Она помнит, что давным-давно она была частью одной из них, но подробности ускользают, как засушенные лепестки розы, подхваченные ветром. Она смотрит через плечо женщины, помогающей ей одеться, на мужчину с тростью, стоящего возле двери. Мистер Голд...
– Он сделал имя из своей кожи.
Блондинка смотрит на нее с тревогой и легким испугом. Это злит ее, эти люди, пришедшие помочь, но не позволяющие бежать. Она хочет бежать. Ей необходимо бежать. Они слишком много говорят. Спящий дракон сейчас проснется, а они все еще здесь, одевают ее в странные неподходящие вещи. Она не хочет умирать в этой чужой одежде. Она ловит взгляд своего спасителя, и понимает, что он тоже хочет бежать. Что-то теснится в ее голове. И внезапно она поймала кончик мысли.
– Вы что, их прибили?
– Да.
Она смеется и тянет... тянет... и наконец ткань поддается, но она такая тяжелая, так богато украшена, что сметает ее с лестницы и летит вниз вместе с ней. Она готовится оказаться на жестком полу, но обнаруживает себя в объятиях своего хозяина. Она видит его глаза, привыкающие к ворвавшемуся солнечному свету, а затем он смотрит на нее.
Она ждет ярости, но видит только страх. Она ожидает услышать крики, пренебрежительные замечания, наказ тотчас повесить на место шторы и никогда их больше не трогать, но слышит только прерывистое дыхание и слова, теснящиеся в его горле, не в состоянии найти выход. И тогда она поступает так, как если бы кто-то из людей отца предложил ей руку или помог нести корзину.
– Спасибо.
Он напрягается, сжимается как пружина в часах. Он выглядит совершенно оглушенным, пока не понимает, что все еще держит ее. Он резко отпускает ее, от внезапного движения ее немного шатает, она не сразу находит равновесие. Она замечает его отрывистые жесты, движение рук и как будто видит его в первый раз.
Нет никакого монстра, прячущегося в тени прялки. Нет злого мага, крадущего детей, чтобы снять с них кожу. Есть человек... испуганный человек, непонимающий, что делать с добротой и солнечным светом. Она вспоминает Гастона, все время норовившего обнять ее в темных уголках замка отца, и вот перед ней "монстр", спасший ее город, сбитый с толку и не знающий, что делать с девушкой в своих объятиях.
Она улыбается своим мыслям, а он сбегает подальше от нее.
Это первое реальное воспоминание, которое всплывает связно, со всеми ощущениями и деталями. Оно по прежнему не имеет смысла для нее, но это ее воспоминание. И глядя на мистера Голда в свете новой памяти она понимает – сейчас время для их совместного побега.
– Я хочу домой с мистером Голдом, – сообщает она громко и уверено, – я надеюсь, вы не прибили шторы и там.
И он смеется, искренне и радостно. Но в дверях появляется медсестра, суровая и грозная.
– Мэр уже в пути.
– Вы сообщили ей? – блондинка возмущена.
– Конечно, – отвечает ведьма в белом халате, – она попечитель мисс Френч.
Мистер Голд сжимает кулаки.
– Шериф Свон, доктор Хоппер, пожалуйста, отведите мисс Френч ко мне домой. Я останусь и подожду Мэра.
– Только Мэр может освободить ее.
Голд поворачивается к ним спиной, но Белль слышит шипящие угрозы, и знает: спрятанный монстр показал когти. Вероятно, этого достаточно, медсестра бесшумно удаляется. Блондинка и мужчина с добрыми глазами стоят уже в коридоре. Она умоляюще смотрит на мистер Голда, ей совсем не хочется оставлять его в своей тюрьме. Только не в этот раз, хотя она и не помнит, когда произошел первый раз. Но он ободряюще улыбается ей, обещая, что она увидит его позже. Потому что, в конце концов, существуют принятые процедуры, и она понимает это.
Глава 8.
Он сидит и ждет в камере Белль. Дверь открыта, готова к ее гневному приезду, и он не боится. Сейчас у них нет магии, и единственным оружием стали слова и угрозы. Слова... он улыбается. Он орудовал словами лучше чем мечами еще когда Ее Величество училась ходить. Он спасал страны, используя только слова. Но он слышит стук ее каблуков, спускающихся вниз. Он знает, что его ждут вспышки ярости, рычание и оскаленные зубы.
И он не боится.
– Полагаю, я был неправ, дорогуша, – он знает, что она уже слышит его. Она появляется в дверях, глаза как ониксы, и он слышит как скрипят ее зубы.
– Похоже, теперь между нами все изменилось.
– Где она?
Он изучает набалдашник трости.
– Так как именно ты наложила свои грязные лапы на нее? Ты ждала пока она покинет мой замок? Или убедила отца после того, как она вернулась домой, в необходимости... как ты это называешь? Ах да, очищения.
Плечи Регины начали дрожать.
– Где она?
– Ты всегда была умной девочкой, Регина. Я уверен, когда гнев пройдет, ты поймешь, где она.
Легкая улыбка появляется на ее лице, хотя она все еще в ярости.
– Ты будешь держать ее у себя дома? Как... причудливо.
– И как тяжело достать.
– Не для Мэра.
– Ты забыла кому принадлежит город? Ты только управляешь, дорогуша.
Улыбка сползает.
– Ты забыл о проклятии? Проклятие, которое ты создал, отнимает счастливые концы у всех, кроме запустившего его? У тебя не будет счастливой развязки.
Теперь его очередь улыбаться.
– А ты забыла о крошечной информации, которую ты дала Белль на дороге? Поцелуй истинной любви разрушает все проклятия. Но это же не вся история, не так ли, Регина? Есть кое-что другое, что может разрушить проклятье.
– Не в этом городе.
– Особенно в этом городе.
Он встал и склонился к ней. Она казалось готова вырвать его сердце и засунуть ему в глотку. Но у дракона есть зубы, и время показать их.
– Ты больше не навредишь Белль, ни словами не делами. До конца ее жизни.
Регина закрыла глаза, сжала кулаки. Она знала, что последует за этим, и ничего не могла сделать. Голд наклонился так близко, что она чувствует запах ненависти, исходящий от него.
– Пожалуйста.
И он вышел из камеры, уходя домой, домой, к своей сломанной Белль. Она не в полной безопасности, он знал это, но, по крайней мере, Регина больше ее не тронет. Все считали его мастером, потому что он прял из соломы золото, но на самом деле нет ничего более могущественного, чем слова. Слова могут служить для защиты или нападения, они красивы, и он в совершенстве ими владел.
Глава 9.
Она помнит кроваво-красное небо и смятую оборону. Она помнит звуки войны, крики ужаса и скользкие от крови ее людей камни. А еще она помнит тишину и темноту, холодные подземелья и причудливые комнаты. И Румпельштильцхена... ее руки дрожат, она боится, что сейчас разобьет еще одну чашку. Мистер Голд уже разбит из-за ее нервозности.
– Давайте вы посидите в другой комнате, а я принесу вам чай?
Белль кивает мужчине с добрыми глазами. Доктор Хоппер, она помнит. Они проходят через комнату, и Белль улыбается, заметив, что Голд по прежнему коллекционирует вещи. Это заставляет надеяться, что она может вернуться к тем, другим временам.
Она видит как ее опекуны переглядываются, и знает, что у них теснятся невысказанные вопросы. Она сумасшедшая? Она опасна? Ей приходит в голову мысль извиниться, вернуться на кухню, взять тесак и выйти к ним с ножом, только чтобы посмотреть на их реакцию, но она быстро отметает ее. Если она даст повод думать, что она сумасшедшая, ее вернут обратно в подземную тюрьму с белыми стенами, а она уже повидала слишком много клеток. Поэтому она сидит в гостиной этого полу-чужого дома, пьет чай не из своей чашки, и делает вид, что она тут хозяйка.
Доктор Хоппер, наконец прочищает горло, избавляясь от вопросов, которые он хочет задать, но не задает.
– Расскажите, что вы помните, мисс Френч?
Ее мысли сметены, разбиты и сияют как осколки волшебного зеркала. Она может рассказать о прялке, темной леди с лживым языком, гневных вспышках и криках, подземельях, клетках и башнях. С легкой улыбкой она вспоминает, что может рассказать о прибитых шторах и о беспокойстве человека, понявшего, что женщина в его доме слишком волнует сердце. Но доктор Хоппер ждет ответа, даже Эмма перестала расхаживать и внимательно слушает.
– Боюсь я немного помню, – немного нахмурившись отвечает она, – я помню, как день за днем была в той клетке, и ничего за пределами ее.
– Как долго вы были там? – спрашивает Эмма.
– Было очень сложно следить за временем.
Доктор Хоппер неодобрительно покачал головой.
– Как часто вас выпускали на сеансы терапии?
– Никогда, – горечь, звучащая в голосе удивляет ее,– они никогда меня не выпускали.
– Мне очень жаль, – тихо говорит доктор Хоппер, и Белль кивает головой, понимая, что это неправильные слова и не от того человека.
– Вы не запирали меня там.
– Нет, – твердо говорит Эмма, – но я собираюсь выяснить, кто это сделал.
Белль начинает рассказывать ей о темной леди, но прикусывает язык. Это новый незнакомый мир. И она может доверять только одному человеку. Поэтому она тихо сидит и потягивает чай. Эмма вновь расхаживает по комнате, доктор Хоппер то наблюдает за ней, то погружается в собственные мысли, и наконец она слышит знакомый звук, человек с тростью поднимается вверх по лестнице. Белль вздыхает и закрывает глаза. Она до сих пор не понимает откуда эти мысли в голове, но она легко принимает их, они знакомы ей.
Он дома. Я в безопасности.
Глава 10.
Он пытается слушать, что говорит доктор Хоппер, но Белль у него дома... опять. Он расслышал слова "неагрессивная" и "амнезия", и за ними последовало еще много чего-то. Эмма должна позволить остаться ей, это было частью их сделки. Она может остаться, она хочет остаться, и сейчас он хочет, чтобы все эти люди оставили их. Все труднее изображать заинтересованность в этой психологической болтовне. Но он держит рот на замке и сжимает зубы. Он не даст Эмме повод забрать Белль.
Белль...
Он все еще не может поверить, что она жива, у него дома. А этот рыжий дурак в очках не может заткнуться. И Эмма все еще наблюдает за ним, он сжимает трость так, что металлический набалдашник врезается в ладонь. Его колено болит, и все, чего он хочет, это выпить чай из надколотой чашки, увидеть, помнит ли она. Он чувствует, что его решимость выдержать до конца дает сбой, когда Белль касается локтя Эммы.
– Я уверена, это можно будет обсудить завтра, – она крутит низ голубой рубашки, больше ее на два размера, – я очень устала и хотела бы отдохнуть.
Если бы это было возможно, он бы влюбился в нее еще больше. Доктор Хоппер и Эмма с готовностью принимают ее предложение, быстро извиняются и уходят, но когда дверь за ними закрывается, он хочет, чтобы они вернулись. Между ними пропасть, всего несколько футов в ширину, но глубокая как тысячелетие. Ему нужно построить мост, но он не может найти слова. Слова всегда исчезали, когда он приближался к ней.
Но Белль улыбается, и появляется тень моста.
– Ты другой, не такой, как я помню.
– Как так? – его голос старый и грубый, сейчас он звучит на весь свой возраст.
Она слегка прищурилась и изучает его.
– Трудно сказать. Все так... перемешано.
– Не торопись.
Он боится, что у них нет много времени, Королева не позволит, чтобы в городе у кого-то был счастливый конец. Точнее у него и Белль. Он знает, Регина уже планирует, как обойти его требование. Но он усвоил прошлый урок. Он будет дорожить каждой минутой и позволит этой женщине избавить его от трусости.
– Я не помню трость, – наконец говорит она.
Он пытается скрыть свой позор.
– Да, это новое.
Она все еще крутит уголок рубашки.
– А я... изменилась?
Теперь у него есть оправдание, чтобы не скрываясь рассматривать ее. Ее лицо чисто, волосы распущены. Она в голубой рубашке и джинсах, вместо голубого платья. Но когда он приближается к ней, то все еще чувствует запах роз. И ее глаза... когда он в последний раз видел их, они пылали огнем от гнева и негодования из-за его ошибочного отказа. Теперь они испуганы и молят так громко, что он может услышать ее мысли. Узнай меня... пожалуйста, узнай меня.
– Ты ни капли не изменилась.
Она недоверчиво улыбается и наклоняет голову.
–Мне кажется, ты не совсем честен.
– Посмотрим.
Он смотрит, как она идет через комнату, все еще не веря, что она здесь, опять ходит по его дому. Сейчас она больше похоже на потерянную девочку, чем на храбрую красавицу в военном зале отца. Но она помнит кое-что, и это хороший знак. Он просто должен ждать.
– Мне ужасно жаль, – она прерывает его мысли.
– О чем, дорогая?
Она держит чашку с кофе и пьет с гримасой.
– Я разбила другую, раньше.
Слова вылетают изо рта, как будто отрепетированные.
– Это просто чашка.
Она с облегчением улыбается и идет на кухню.
А в его сердце появляется трещина, потому что она не помнит.
Продолжение будет через пару дней.
Обзорам: читать дальше
Фандом: Once Upon a Time
Автор: TheHinkyPanda
Переводчик: S.anya
Размер: миди, оригинал 23,043 слова, перевод 16,024 слова
Пейринг: Румпельштильцхен|мистер Голд/Белль
Категория: гет, АУ после 12 серии первого сезона.
Жанр: Романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Регина не должна позволить им встретится, ведь она знает, что они могут разрушить проклятье. Кто бы мог подумать, что самое сильное проклятье окажется завязанным на душевнобольную и хромого ростовщика?
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/7854538/1/The-Curse-Breake...
Дисклеймер: все права принадлежат создателям сериала
Разрешение на перевод: получено.
От переводчика: принимаю любые тапки, не стесняйтесь)))
читать дальшеГлава 1.
Она помнит, как когда-то давно планировала войну, но это, кажется, было целую жизнь назад, а может и больше. Чтобы убить время, она снимает больничные туфли и пальцами рисует карту гор, рек и побережья в пыли на полу.
Огры не люди...
Она задумывается, кто же сказал такую глупость. Конечно огры не люди, иначе с чего бы их называли ограми? Интересно, огры вообще существуют? Возможно, в той жизни, где она планировала войну, но не здесь, в этой клетке, пахнущей отбеливателем и одиночеством. Бывали дни, когда она ждала своих лекарств, как и другие пациенты. Дважды в день она слышала поддельно веселые голоса медсестер в других камерах:
– Принимайте витамины. Вы будете себя лучше чувствовать.
Однажды она стучала в стену и кричала:
– Это не витамины.
Они не кормили ее два дня, и она перестала бить по стенам и говорить правду. Но таблетки она все еще ждала. Она прятала их, и использовала потом для размещения войск в ее нарисованных картах в пыли. В любом случае, здесь ее не лечат. Только ждут, когда безумие полностью охватит ее. Но как это возможно, если время остановилось? Солнце всходит и садится, но это всегда один и тот же день. Она даже перестала считать их. Поэтому она все время мечтает и придирается к своим мечтам.
Это видение всегда приходит к ней, когда она чувствует себя особенно одинокой и обманутой холодными белыми стенами.
Она никогда не видит картинку полностью — только мужчину, сидящего за прялкой. Колесо вращается, и он не смотрит на нее, но она слышит диалог, далекий и тихий.
– Почему вы так много прядете?
– Мне нравится смотреть на крутящееся колесо. Помогает забыть.
– Что забыть?
– Кажется, уже забыл.
Она старается представить себе мужчину, место, где они разговаривают, но у нее всегда остается ощущение, что она лишь тянет из паутины бабочку за крылья. Что бы это ни было, воспоминание или ее воображение, это что-то ценное и важное, не позволяющее сознанию окончательно погрузиться во мрак. Она снова рисует в пыли. Она пыталась писать, но ее пальцы выводили непонятное слово, которое она даже не могла прочесть. Сегодня она опять его пишет, чтобы посмотреть, смогут ли пальцы воспроизвести его.
Румпельштильцхен.
Она слышит стук каблуков темной леди, редко спускающейся к ней, быстро стирает написанное и сворачивается калачиком в углу клетки, изображая послушную девочку. Женщина открывает маленькое окошко, ржавые петли скрипят, ее темные глаза буравят. Они смотрят друг на друга в течении нескольких ударов сердца (семь, она считает), и темная леди спрашивает.
– Вы знаете, почему вы здесь, мисс Френч?
Слова хотят вырваться наружу, но застревают в горле, и она качает головой. В любом случае, в словах нет смысла. Женщина улыбается, и металлическое окошко окончательно закрывается. Звуки удаляющихся каблуков исчезают, и она снова остается одна со своей пылью.
Она спускается на пол, и пишет слова, которые скручивают ее горло, резкие и острые, как будто она проглотила розовый куст.
Я украла сердце чудовища и спрятала его в надколотой чашке.
Она покачала головой, стерла написанное и решила вернуться к военным планам, ведь мирное время никогда не вечно.
Глава 2
Небольшой дождик придал Сторибруку мокрое сияние и подарил краткий намек на радугу. Регина думает, что изгнала из этого пузыря всю магию, но некоторую магию никто не может стереть. И мистер Голд держался за волшебство обычных вещей все время в этом чистилище. Забавно, как люди смотрят свысока на мелочи... мелочи сделок, соглашений, дней.
Все в этом городе приходили к нему, в разное время. Разбитые сердца, свобода от хозяев или что-то еще... да, все приходили и обменивали, но был только один человек, кто не хотел менять сделку после ее заключения. Один, кто не суетился, когда пришло время платить. Тот, кто пожертвовал собой ради других. Сделка, которую мистер Голд хотел бы отменить, и о которой вспоминал с горечью и печалью.
Магия радуги исчезла, и сырость отозвалась в его больном колене. Началась весна: значит, будет больше влажной погоды и больше боли. Не самый счастливый конец для него. Но ведь проклятие должно было принести счастливый конец Регине, не ему. Он задумался, как же оно работает для нее — с презрением Генри и желанием Эммы отобрать сына. Он улыбнулся этим мыслям, и потянул штору, открывая окно. Кольцо царапнуло стержень, и голос из прошлой жизни выбил его из реальности.
Уже почти весна. Нужно впустить немного света.
Он стоял и слышал, как трещат тяжелые драпировки, когда молодая женщина тянет их. Он ощущал ее в своих объятиях, и его сердце остановилось, как когда-то. Если бы он знал, то не отпустил ее вниз так быстро. Он бы держал ее целую вечность.
Я повешу шторы обратно.
– Не нужно, – шепчет он кружащейся пылинке, – я привыкну.
Но он не привык. Каждую весну он не мог привыкнуть к яркому свету, зеленому и блестящему миру. Глядя из окна своего дома в Сторибруке сквозь дымку от слез, он видел, как потихоньку приходит весна. Земля оттаивает, на деревьях и растениях вновь появилась жизнь. Даже синее небо выглядело ярче, чем он помнил. Единственный раз, когда он видел природу во всей ее красе, был тогда, когда она была в его доме те несколько месяцев. Она принесла волшебство обычных вещей.
Белль.
Может ли быть, что она тут, где-то в глубине этого городка? В первый раз он позволил себе всерьез надеяться, что Регина солгала ему. О, он обвинил ее, когда она сообщила ему эту новость. Но потом он поехал в деревню, удостовериться в рассказе этой ведьмы, и услышал на улице шепот про бедную девочку, спасшую город, но бросившуюся с башни. Нет, королева не лгала ему.
Но что если... мысль так поразила его, что сердце и легкие забыли, как нужно работать. Он споткнулся по пути к креслу и трясущейся рукой провел по лицу. Он не узнал, с какой именно башни она бросилась. Может люди считали, что она прыгнула с его башни, а Регина сказала, что с башни ее отца. Что если... что если... эти два слова вертелись в голове. Что если она жива? Что если она сломана? Что если она не помнит его? Что если Регина сказала правду?
Слишком много "если". Он должен найти ответы на свои вопросы, начиная с самого важного: была ли она еще жива? Возможность этого придала силу ногам и выпустила воздух из легких. Как он может объяснить все это время, потраченное впустую время, когда она нуждалась в нем? Трусость подняла голову. Нет, он не позволит ей выиграть. У него было чувство, что Регина замешана в этом, и он освободит ее из тюрьмы слишком поздно.
Но трусость и Королева не победят на этот раз.
Делай что-то храброе, и станешь смелым.
Он надеялся на это.
Глава 3
Она грезит о другой тюрьме. О позолоченной клетке с богатыми гобеленами, коллекцией странных вещей и запахом магии. Решетка, запирающая ее, толстые каменные стены и кружащиеся пылинки. Здесь множество комнат, которые можно открывать, исследовать. Мечи и колбы, руно и золотая нить. И прялка... все время прялка. Как ни удивительно, в этом странном заключении она чувствует себя свободной. Гораздо более свободной, чем вне его.
Она чувствует чье-то жуткое присутствие в своих беспорядочных грезах о той тюрьме. Кто-то появляется из ниоткуда, открывает и закрывает двери щелчком пальцев. У этого призрака нет лица, она боится его и заботится о нем, как будто ее сердце выросло, и эти два чувства мирно уживаются в нем. Иногда, ночами, когда она бродит по темным коридорам, потерявшаяся и испуганная, он показывает ей дорогу обратно, в ярко освещенную комнату с книгами и надколотым фарфором. И прялкой.
Прялка....
– Почему вы так много прядете?
– Мне нравится смотреть на крутящееся колесо. Помогает забыть.
– Что забыть?
– Кажется, уже забыл.
Она открывает глаза, но все еще слышит высокий пронзительный смех. Уже третий день этот диалог постоянно прокручивается в голове. Это похоже на видение, а не на воспоминание, но разве можно быть уверенной в этом месте? Возможно, видения и есть воспоминания. Да и неважно сейчас, когда кажется, что паутина оплетает ее сознание, а не углы комнаты.
Она встала на кровать, прикрепленную к стене, и вытянулась во весь рост. Вверху ее комнаты окошко — теперь до него можно дотянуться рукой. Через него почти ничего не видно, только несколько травинок и часть неба. Запах сырой земли проходит даже через стену. Неужели это радуга на узком кусочке неба? Она прижимает ладонь к грязному стеклу, пытаясь почувствовать тепло солнца, но ноги больше не могут находиться в таком напряжении, она падает на колени и сворачивается клубочком в одеялах.
Она медленно качается – вперед, назад. Этим утром стены как будто гудят, заряженные солнечным светом. Земля вращается. Он ищет ее. Она не знает, кто он, но она почти уверенна, что он знает о ее заточении. Она шагает по камере. Сегодня на полу нет пыли, так что с военными планами придется подождать. Тем не менее она снимает туфли и привыкает к ощущению холодного гладкого пола под ногами. Она несколько раз приседает, сжимает и разжимает руки, исследуя их силу, пружинит ноги, плавно скользит по полу.
Она готова бежать.
________________________________________
Он не знает с чего начать, и решает вернуться к самому истоку: ее отцу. Тот все еще в госпитале, и нужно будет убедить его не выдвигать обвинения. В конце концов, он же дьявол с тростью и вкрадчивым языком. Если кто-то и мог убедить, что юридические последствия совершенно не нужны, так это он. Он надеялся, что с Мо Френчем ему повезет больше, чем с Региной. У него было чувство, что если копнуть глубже, то Регина обязательно окажется замешана в эту тайну.
Какое-то движение привлекло его внимание, когда он шел через больничный двор. Ряд маленьких окошек, почти на уровне земли. Он подошел ближе к одному из них, думая, что глаза обманули его, и не заметил маленькую ладонь, прижатую к стеклу. В то же мгновение рука исчезла, а он покачав головой, пошел дальше, к избитому цветочнику.
Глава 4.
Эмоции могут сыграть с нами злую шутку... Разве не он недавно предупреждал об этом новоиспеченного Шерифа? Он ненавидит следовать своим собственным советам и напоминает себе, что все расплатятся сполна. В конце сделки, скажем так.
Он находит Мо Френча перевязанным, прикованным к инвалидному креслу в маленькой больничной палате. Мистер Голд оставляет трость возле двери и, прихрамывая, входит в комнату, протягивая пустые руки.
– Я пришел с миром, – шутит он, но глаза Френча полны ужаса. Пот проступает у него на лбу, и зловоние страха заполняет комнату. Мистер Голд пытается стоять вровень с глазами Френча, но колено протестующе ноет, и он прислоняется к подоконнику. Предложения, рычаги, намеки на денежные поощрения вертятся у него в голове, когда Френч опережает его.
– Как вы узнали?
Голд думает, что невнятный голос Френча или его собственные уши искажают слова. Надежда крыльями бьется в груди. Он в замешательстве склоняется к лицу Френча.
– Простите, что?
Френч сглатывает, его трясет.
– Как вы узнали что я запер ее?
Голду кажется, что его ударили по голове: в глазах двоится, в ушах шумит. Он уверен, что проклятие пало, мир снова стал прежним. Но мир не изменился, это просто эхо тех слов, которые он прошипел в темной хижине в лесу.
Ты ее отец. Она любила тебя, а ты запер ее. И она ушла. Навсегда...
Но она не ушла навсегда, и сейчас он на пороге возможно самой важной сделки в жизни. Глубоко вздохнув, он терпеливо ждет, когда зрение и слух вернутся к нему. Сейчас ему нужно быть спокойным дельцом, независимым от эмоций, и неважно, что происходит сейчас в его сердце.
– Мне принадлежит этот город, мистер Френч, – он пристально посмотрел на свою руку, убедившись, что она не дрожит, – очень трудно сделать что-либо без моего ведома.
– Что вы хотите от меня?
Твою жизнь. Он затолкал поглубже эти слова. Нужно говорить в общих чертах, и пусть Френч расскажет все.
– Детали.
Слезы покатились по щекам Френча.
– Вы должны понять, я не знал, что делать с Аннабелль. После смерти ее матери она просто была... не здесь.
Голд напомнил себе, что нужно не забывать дышать.
– Продолжайте.
– Потом она начала говорить про проклятия, заклинания и магию. Что хочет вернуться в замок, к чудовищу. Я испугался, что она в поисках замка попытается покинуть город. Что мне оставалось делать?
Любить ее.
– Я обратился к Мэру за помощью.
– Конечно.
Голд оторвался от подоконника. Теперь он знал, где искать. Он даст зацепку Эмме Свон, она сделает всю работу, а он будет отвлекать Ее Величество. Это трюк – одной рукой делаешь, другой уводишь в сторону людей, так что они не видят, что происходит с их правами. Магия без цены и оплаты.
– Подождите, что вы хотите, Голд?
– Есть одна вещь, которая нужна мне. Я возвращаю вам фургон, списываю все долги, а вы дадите мне то, что я прошу.
– Что?
– Ваше молчание. И если вы не согласитесь добровольно, то я вернусь, и сам добьюсь его.
Слезы быстрее покатились по лицу Френча.
– Вы убьете меня?
Голд улыбнулся.
– Я вырежу твой язык.
Глава 5.
Она хочет узнать свое имя. Она знает, что у нее есть имя, у всех оно есть. Даже темная леди называет ее "Мисс Френч", но это неправильно. Это не ее имя, она не знает, что это такое. Сегодня на полу есть пыль, уборщик пропустил ее. Возможно, имя как-то связано с тем словом, что все время пишут ее пальцы.
Румпельштильцхен.
Она смотрит на буквы, на линии и кривые. Это что-то знакомое, что-то занимающее ее мозг и губы. Но это не ее имя. Разочарование и гнев сжали грудь, выдавили весь воздух из легких. Она сжала кулаки, ногти царапают пол. Ей хочется кричать, плакать... она хочет имя.
– Румпельштильцхен!
Слово вылетело изо рта, и она быстро прижала руку к губам. Потрясение заставило застыть все мышцы, а уши — улавливать каждый звук. Но никто не пришел, и она медленно встала на ноги, до сих пор неуверенная, что же означает слово. Это клятва, бранное слово? Может, благословение или приветствие двух друзей на улице?
Слово все еще видно в пыли у ее ног. Что-то темное вплетено в эти буквы, предостерегая тех, кто захочет иметь дело с ним. Но когда она повернула голову, то обнаружила что-то причудливое в звучавших с переливами "м" и "р". Повернувшись иначе, она услышала гневные слова вместе с "т" и "ц".
– Значит это настоящая любовь!
– Закрой свой рот!
– Почему ты мне не веришь?
Она обнимает себя руками. Чувствует давление на плечах, как будто кто-то держит и трясет ее. Схватив себя за плечи она пытается имитировать эти движения, пока не начинают стучать зубы. Наконец, она сдается, всхлипывая и злясь, падает на пол. Росчерки букв насмехаются над ней, повернувшись лицом к полу она шепчет холодной земле.
– Никто никогда, никогда не полюбит меня.
И она думает, что это правда.
Солнечные лучи движутся по полу, и она все лежит и наблюдает за ними. Ее ухо прижато к полу, и поэтому она слышит любой шум. Голоса по коридору и за углом. Их трое, они еще далеко от нее, и она не может расслышать слова. Шаги направляются к ней, но она слышит и другой звук.
Шаг... стук... шаг... стук... шаг... стук.
Она встает, и понимает что это: военные барабаны. Она снимает туфли, сгибает ноги, готовая к прыжку. Время военных планов прошло, сейчас время бежать. Но звук приближается, и она понимает, что это не барабаны. Это просто трость хромого человека. Никакой войны сегодня, она поворачивается к койке и равнодушно пытается поправить одеяло.
Замок ее двери открывается, и она вертится, как загнанная в угол кошка, готовая обороняться когтями и зубами. Дверь клетки не открывалась ни разу с тех пор, как ее поместили сюда. Она уверена, что в какой-то момент жизни стены сами воздвиглись вокруг нее, как по волшебству.
Медленно дверь открывается, и она не может дышать от волны застоявшегося воздуха, ворвавшегося в маленькую комнату.
И он стоит на пороге, опираясь на трость. Глаза широко раскрыты, и в них столько надежды, сколько она прежде никогда не видела. Но с ним что-то не так... его кожа другая, и он не одет в кожу детей... нет, нет, это была шутка. Она не узнала его, но где-то глубоко, там, где что-то закрыто от нее, она знает его. Только бы он ее знал...
– Белль.
Шепот эхом отражается от стен прямо ей в голову, и она больше ничего не слышит. У нее есть имя. Ее зовут Белль. Радость прорывается через какофонию в голове, и она улыбается. Его темные глаза смотрят на пол, и она прослеживает его взгляд. Он смотрит на слово, написанное в пыли, и она наконец понимает его смысл. Она падает на колени, а затем распластывается на полу, плача от радости.
Румпельштильцхен.
Спаситель.
Глава 6.
Когда Голд идет к Шерифу Свон, то готов использовать услугу, которую она должна ему, но это не значит, что он пришел неподготовленный. Исполнение услуги спасительницы не такое уж незначительное событие. Он показывает ей подделанные им бумаги. Шериф раскладывает их на столе и внимательно изучает. Между бровями появляется складка. Наконец она откидывается в кресле, в глазах сочувствие, но губы плотно сжаты. Блондинистый парадокс в ботинках.
– Так вот что за "она", которое вас так взбесило. Что произошло?
Он играет убитого горем человека, и это не первая его роль. Как опытный химик он смешивает горе, печаль, проблеск надежды и обрызгивает ими слова и позу.
– Она пришла работать ко мне в магазин, и мы влюбились друг в друга. Она знала, что люди ее не поймут, и в первую очередь ее отец. Мы сбежали, а потом она направилась к отцу, чтобы рассказать ему, и с тех пор я больше ее не видел.
Он опустил глаза к полу, потеребил трость, и наконец уставился в окно.
– Они сказали мне, что она погибла в автокатастрофе, по пути... домой.
Голд ненавидел себя и не понимал, как он не подавился этими словами.
– Что же заставило вас думать, что она еще жива?
– Источник.
Ее глаза сузились.
– Вы были у Френча в госпитале с юридической консультацией.
– Я не говорил этого.
– Конечно. Где, вы думаете, она сейчас?
– Мне сказали, что ее держат в госпитале, в отделении тяжело психически больных.
Он удивился неподдельно звучащему отвращению в голосе.
Эмма нахмурившись смотрела на документы перед ней, и думала столь громко, что начала вмешиваться в ход его мыслей. Наконец она встала, руки в боки, столь самодовольна, точь-в-точь как скромный пастух, вдруг ставший принцем.
– Вот мое предложение. Я помогаю освободить ее, только если доктор Хоппер подтвердит, что она здорова.
– Какова ваша цена?
Странно, почти незаметно дернувшись, Эмма чуть ли не грустно ответила.
– Вы дадите ей дом.
Она все еще оговаривает условия сделки, но он знает, что примет их.
– Вы будете заботиться о ней до конца ее жизни. Вы будете относиться к ней с добротой и уважением.
Старые пыльные слова всплыли у него в голове. Значит ей нужен... дом? И теперь у нее будет дом.
– Конечно, Шериф Свон.
Она немного улыбается уголком рта.
– В тот момент, когда вы жестоко обойдетесь с ней или выгоните ее из дома, на первой полосе газеты будет история о вашем фальшивом браке с психически больной.
Он протягивает руку, чтобы заключить сделку, уверенный, что Эмма примет все, чтобы спасти их всех.
________________________________________
Кажется, прошло много времени, целый новый мир уже успел появиться на свет с тех пор, как он стоял перед дверями ее камеры. Он ждет, пока доктор Хоппер закончит сеанс психотерапии, пока Эмма соберет одежду для Белль, прикусывает язык, когда Эмма спорит с медсестрой.
Но сейчас время опять остановилось, и он даже не может открыть дверь. Возможно, лучше оставить ее здесь, сумасшедшей, но в безопасности. Если он освободит ее, то она попадет прямо в зону военных действий. Эмма, видимо, замечает его колебания, и переминается с ноги на ногу.
– Мы освободим ее, переоденем в обычную одежду, затем вы отведете ее в мою машину. И мы сразу поедем к вам домой.
Но Регина узнает. Дракон всегда знает, когда крадут его безделушки. С этой мыслью он тянет дверь. Он – эгоист со своими безделушками, а эта была потеряна чересчур давно.
Делай что-то храброе, и станешь смелым.
Лучи полуденного солнца, отражающиеся от белых стен, ослепляют его на мгновение. Он уверен, что она уже ослепла к этому времени. Глаза приспосабливаются к свету, и он видит ее, стоящую босиком, в больничном халате, но все, что он помнит, это уверенную девушку с открытыми плечами в золотистом платье, разрабатывающую военные планы вместе с мужчинами в игрушечном замке.
Ее глаза изменились, омрачены поддельными воспоминаниями и страхом. Ему не хватает запаха роз, который, казалось, пристал к ее коже, и доносился до него, когда он находился слишком близко к ней. Но она стоит тут, Королева мягкой комнаты, как будто все еще в зале своего отца.
– Белль.
Имя сорвалось с губ, и он уверен, что никогда не слышал более приятного звука. Он не уверен, что этого будет достаточно, чтобы пробудить ее воспоминания (для Дэвида слово "прекрасный" ничего не изменило). Но это как-то срабатывает с ней. Она улыбается, как будто он подарил ей целый мир, и он не может удержаться от ответной улыбки.
Когда его взгляд падает на пол, он видит... свое имя, написанное в пыли. Свое настоящее имя. Улыбка исчезает с его лица, и когда их глаза встречаются, она тоже перестает улыбаться. Она помнит. Не только жива, но и помнит. Он смотрит, как она падает на колени и плачет на полу. Его старый знакомец– страх корявыми руками сжимает грудь, выдавливая те остатки храбрости, что остались у него.
Она помнит... она помнит крики, разрушения, отказ.
– Уходи.
– Что?
– Ты мне больше не нужна, дорогуша.
Но она нужна, больше всего на свете. И он делает то, что должен был сделать давным-давно, он делает шаг к ней. Ноги трясутся, его качает, но он идет к ней. Он обнаруживает, что ужас все еще держит его цепкими лапами, но он может контролировать свой страх. Он отпускает трость, и она с глухим стуком, отразившимся от стен, падает на пол. С усилием заставляя ногу повиноваться, он опускается на пол и обнимает Белль.
За всю свою долгую жизнь, он никогда не думал, что храбрость может начинаться с колен.
Глава 7.
Она понимает необходимость процедуры. Только поэтому она позволяет светловолосой женщине помочь себе переодеться из больничного халата в столь же неподходящую одежду. Она не привыкла носить брюки. Вместо них она хочет голубое платье и каблуки, розовую воду и румяна... и надколотую чашку. Она закрывает глаза, когда последняя пуговица рубашки застегнута, и вновь надевает больничные туфли. Это неправильно, ничего не подходит, и хотя вся она переполнена побегом из башни, она все еще хочет вернуться обратно, в тюрьму своего сознания.
– Вы в порядке?
Она не уверена, и поэтому не отвечает.
– Мисс Френч?
– Я хочу...
Домой, возможно? Какое слово будет подходящим? Где теперь ее дом? Она помнит, как оставила один дом, опустошенный и разоренный, и ее домом стало другое место, но детали слишком расплывчаты.
– Мистер Голд предоставит вам свой дом. Если вы не хотите идти с ним, вы не должны. Мы найдем место, где вы будете жить.
Она знает, что это не его имя, не его настоящее имя, но она знает, каким-то пыльным уголком сознания, куда не добрался свет, о его интригах и сделках. Она помнит, что давным-давно она была частью одной из них, но подробности ускользают, как засушенные лепестки розы, подхваченные ветром. Она смотрит через плечо женщины, помогающей ей одеться, на мужчину с тростью, стоящего возле двери. Мистер Голд...
– Он сделал имя из своей кожи.
Блондинка смотрит на нее с тревогой и легким испугом. Это злит ее, эти люди, пришедшие помочь, но не позволяющие бежать. Она хочет бежать. Ей необходимо бежать. Они слишком много говорят. Спящий дракон сейчас проснется, а они все еще здесь, одевают ее в странные неподходящие вещи. Она не хочет умирать в этой чужой одежде. Она ловит взгляд своего спасителя, и понимает, что он тоже хочет бежать. Что-то теснится в ее голове. И внезапно она поймала кончик мысли.
– Вы что, их прибили?
– Да.
Она смеется и тянет... тянет... и наконец ткань поддается, но она такая тяжелая, так богато украшена, что сметает ее с лестницы и летит вниз вместе с ней. Она готовится оказаться на жестком полу, но обнаруживает себя в объятиях своего хозяина. Она видит его глаза, привыкающие к ворвавшемуся солнечному свету, а затем он смотрит на нее.
Она ждет ярости, но видит только страх. Она ожидает услышать крики, пренебрежительные замечания, наказ тотчас повесить на место шторы и никогда их больше не трогать, но слышит только прерывистое дыхание и слова, теснящиеся в его горле, не в состоянии найти выход. И тогда она поступает так, как если бы кто-то из людей отца предложил ей руку или помог нести корзину.
– Спасибо.
Он напрягается, сжимается как пружина в часах. Он выглядит совершенно оглушенным, пока не понимает, что все еще держит ее. Он резко отпускает ее, от внезапного движения ее немного шатает, она не сразу находит равновесие. Она замечает его отрывистые жесты, движение рук и как будто видит его в первый раз.
Нет никакого монстра, прячущегося в тени прялки. Нет злого мага, крадущего детей, чтобы снять с них кожу. Есть человек... испуганный человек, непонимающий, что делать с добротой и солнечным светом. Она вспоминает Гастона, все время норовившего обнять ее в темных уголках замка отца, и вот перед ней "монстр", спасший ее город, сбитый с толку и не знающий, что делать с девушкой в своих объятиях.
Она улыбается своим мыслям, а он сбегает подальше от нее.
Это первое реальное воспоминание, которое всплывает связно, со всеми ощущениями и деталями. Оно по прежнему не имеет смысла для нее, но это ее воспоминание. И глядя на мистера Голда в свете новой памяти она понимает – сейчас время для их совместного побега.
– Я хочу домой с мистером Голдом, – сообщает она громко и уверено, – я надеюсь, вы не прибили шторы и там.
И он смеется, искренне и радостно. Но в дверях появляется медсестра, суровая и грозная.
– Мэр уже в пути.
– Вы сообщили ей? – блондинка возмущена.
– Конечно, – отвечает ведьма в белом халате, – она попечитель мисс Френч.
Мистер Голд сжимает кулаки.
– Шериф Свон, доктор Хоппер, пожалуйста, отведите мисс Френч ко мне домой. Я останусь и подожду Мэра.
– Только Мэр может освободить ее.
Голд поворачивается к ним спиной, но Белль слышит шипящие угрозы, и знает: спрятанный монстр показал когти. Вероятно, этого достаточно, медсестра бесшумно удаляется. Блондинка и мужчина с добрыми глазами стоят уже в коридоре. Она умоляюще смотрит на мистер Голда, ей совсем не хочется оставлять его в своей тюрьме. Только не в этот раз, хотя она и не помнит, когда произошел первый раз. Но он ободряюще улыбается ей, обещая, что она увидит его позже. Потому что, в конце концов, существуют принятые процедуры, и она понимает это.
Глава 8.
Он сидит и ждет в камере Белль. Дверь открыта, готова к ее гневному приезду, и он не боится. Сейчас у них нет магии, и единственным оружием стали слова и угрозы. Слова... он улыбается. Он орудовал словами лучше чем мечами еще когда Ее Величество училась ходить. Он спасал страны, используя только слова. Но он слышит стук ее каблуков, спускающихся вниз. Он знает, что его ждут вспышки ярости, рычание и оскаленные зубы.
И он не боится.
– Полагаю, я был неправ, дорогуша, – он знает, что она уже слышит его. Она появляется в дверях, глаза как ониксы, и он слышит как скрипят ее зубы.
– Похоже, теперь между нами все изменилось.
– Где она?
Он изучает набалдашник трости.
– Так как именно ты наложила свои грязные лапы на нее? Ты ждала пока она покинет мой замок? Или убедила отца после того, как она вернулась домой, в необходимости... как ты это называешь? Ах да, очищения.
Плечи Регины начали дрожать.
– Где она?
– Ты всегда была умной девочкой, Регина. Я уверен, когда гнев пройдет, ты поймешь, где она.
Легкая улыбка появляется на ее лице, хотя она все еще в ярости.
– Ты будешь держать ее у себя дома? Как... причудливо.
– И как тяжело достать.
– Не для Мэра.
– Ты забыла кому принадлежит город? Ты только управляешь, дорогуша.
Улыбка сползает.
– Ты забыл о проклятии? Проклятие, которое ты создал, отнимает счастливые концы у всех, кроме запустившего его? У тебя не будет счастливой развязки.
Теперь его очередь улыбаться.
– А ты забыла о крошечной информации, которую ты дала Белль на дороге? Поцелуй истинной любви разрушает все проклятия. Но это же не вся история, не так ли, Регина? Есть кое-что другое, что может разрушить проклятье.
– Не в этом городе.
– Особенно в этом городе.
Он встал и склонился к ней. Она казалось готова вырвать его сердце и засунуть ему в глотку. Но у дракона есть зубы, и время показать их.
– Ты больше не навредишь Белль, ни словами не делами. До конца ее жизни.
Регина закрыла глаза, сжала кулаки. Она знала, что последует за этим, и ничего не могла сделать. Голд наклонился так близко, что она чувствует запах ненависти, исходящий от него.
– Пожалуйста.
И он вышел из камеры, уходя домой, домой, к своей сломанной Белль. Она не в полной безопасности, он знал это, но, по крайней мере, Регина больше ее не тронет. Все считали его мастером, потому что он прял из соломы золото, но на самом деле нет ничего более могущественного, чем слова. Слова могут служить для защиты или нападения, они красивы, и он в совершенстве ими владел.
Глава 9.
Она помнит кроваво-красное небо и смятую оборону. Она помнит звуки войны, крики ужаса и скользкие от крови ее людей камни. А еще она помнит тишину и темноту, холодные подземелья и причудливые комнаты. И Румпельштильцхена... ее руки дрожат, она боится, что сейчас разобьет еще одну чашку. Мистер Голд уже разбит из-за ее нервозности.
– Давайте вы посидите в другой комнате, а я принесу вам чай?
Белль кивает мужчине с добрыми глазами. Доктор Хоппер, она помнит. Они проходят через комнату, и Белль улыбается, заметив, что Голд по прежнему коллекционирует вещи. Это заставляет надеяться, что она может вернуться к тем, другим временам.
Она видит как ее опекуны переглядываются, и знает, что у них теснятся невысказанные вопросы. Она сумасшедшая? Она опасна? Ей приходит в голову мысль извиниться, вернуться на кухню, взять тесак и выйти к ним с ножом, только чтобы посмотреть на их реакцию, но она быстро отметает ее. Если она даст повод думать, что она сумасшедшая, ее вернут обратно в подземную тюрьму с белыми стенами, а она уже повидала слишком много клеток. Поэтому она сидит в гостиной этого полу-чужого дома, пьет чай не из своей чашки, и делает вид, что она тут хозяйка.
Доктор Хоппер, наконец прочищает горло, избавляясь от вопросов, которые он хочет задать, но не задает.
– Расскажите, что вы помните, мисс Френч?
Ее мысли сметены, разбиты и сияют как осколки волшебного зеркала. Она может рассказать о прялке, темной леди с лживым языком, гневных вспышках и криках, подземельях, клетках и башнях. С легкой улыбкой она вспоминает, что может рассказать о прибитых шторах и о беспокойстве человека, понявшего, что женщина в его доме слишком волнует сердце. Но доктор Хоппер ждет ответа, даже Эмма перестала расхаживать и внимательно слушает.
– Боюсь я немного помню, – немного нахмурившись отвечает она, – я помню, как день за днем была в той клетке, и ничего за пределами ее.
– Как долго вы были там? – спрашивает Эмма.
– Было очень сложно следить за временем.
Доктор Хоппер неодобрительно покачал головой.
– Как часто вас выпускали на сеансы терапии?
– Никогда, – горечь, звучащая в голосе удивляет ее,– они никогда меня не выпускали.
– Мне очень жаль, – тихо говорит доктор Хоппер, и Белль кивает головой, понимая, что это неправильные слова и не от того человека.
– Вы не запирали меня там.
– Нет, – твердо говорит Эмма, – но я собираюсь выяснить, кто это сделал.
Белль начинает рассказывать ей о темной леди, но прикусывает язык. Это новый незнакомый мир. И она может доверять только одному человеку. Поэтому она тихо сидит и потягивает чай. Эмма вновь расхаживает по комнате, доктор Хоппер то наблюдает за ней, то погружается в собственные мысли, и наконец она слышит знакомый звук, человек с тростью поднимается вверх по лестнице. Белль вздыхает и закрывает глаза. Она до сих пор не понимает откуда эти мысли в голове, но она легко принимает их, они знакомы ей.
Он дома. Я в безопасности.
Глава 10.
Он пытается слушать, что говорит доктор Хоппер, но Белль у него дома... опять. Он расслышал слова "неагрессивная" и "амнезия", и за ними последовало еще много чего-то. Эмма должна позволить остаться ей, это было частью их сделки. Она может остаться, она хочет остаться, и сейчас он хочет, чтобы все эти люди оставили их. Все труднее изображать заинтересованность в этой психологической болтовне. Но он держит рот на замке и сжимает зубы. Он не даст Эмме повод забрать Белль.
Белль...
Он все еще не может поверить, что она жива, у него дома. А этот рыжий дурак в очках не может заткнуться. И Эмма все еще наблюдает за ним, он сжимает трость так, что металлический набалдашник врезается в ладонь. Его колено болит, и все, чего он хочет, это выпить чай из надколотой чашки, увидеть, помнит ли она. Он чувствует, что его решимость выдержать до конца дает сбой, когда Белль касается локтя Эммы.
– Я уверена, это можно будет обсудить завтра, – она крутит низ голубой рубашки, больше ее на два размера, – я очень устала и хотела бы отдохнуть.
Если бы это было возможно, он бы влюбился в нее еще больше. Доктор Хоппер и Эмма с готовностью принимают ее предложение, быстро извиняются и уходят, но когда дверь за ними закрывается, он хочет, чтобы они вернулись. Между ними пропасть, всего несколько футов в ширину, но глубокая как тысячелетие. Ему нужно построить мост, но он не может найти слова. Слова всегда исчезали, когда он приближался к ней.
Но Белль улыбается, и появляется тень моста.
– Ты другой, не такой, как я помню.
– Как так? – его голос старый и грубый, сейчас он звучит на весь свой возраст.
Она слегка прищурилась и изучает его.
– Трудно сказать. Все так... перемешано.
– Не торопись.
Он боится, что у них нет много времени, Королева не позволит, чтобы в городе у кого-то был счастливый конец. Точнее у него и Белль. Он знает, Регина уже планирует, как обойти его требование. Но он усвоил прошлый урок. Он будет дорожить каждой минутой и позволит этой женщине избавить его от трусости.
– Я не помню трость, – наконец говорит она.
Он пытается скрыть свой позор.
– Да, это новое.
Она все еще крутит уголок рубашки.
– А я... изменилась?
Теперь у него есть оправдание, чтобы не скрываясь рассматривать ее. Ее лицо чисто, волосы распущены. Она в голубой рубашке и джинсах, вместо голубого платья. Но когда он приближается к ней, то все еще чувствует запах роз. И ее глаза... когда он в последний раз видел их, они пылали огнем от гнева и негодования из-за его ошибочного отказа. Теперь они испуганы и молят так громко, что он может услышать ее мысли. Узнай меня... пожалуйста, узнай меня.
– Ты ни капли не изменилась.
Она недоверчиво улыбается и наклоняет голову.
–Мне кажется, ты не совсем честен.
– Посмотрим.
Он смотрит, как она идет через комнату, все еще не веря, что она здесь, опять ходит по его дому. Сейчас она больше похоже на потерянную девочку, чем на храбрую красавицу в военном зале отца. Но она помнит кое-что, и это хороший знак. Он просто должен ждать.
– Мне ужасно жаль, – она прерывает его мысли.
– О чем, дорогая?
Она держит чашку с кофе и пьет с гримасой.
– Я разбила другую, раньше.
Слова вылетают изо рта, как будто отрепетированные.
– Это просто чашка.
Она с облегчением улыбается и идет на кухню.
А в его сердце появляется трещина, потому что она не помнит.
Продолжение будет через пару дней.
Обзорам: читать дальше
@темы: фанфики, Once Upon a Time, Разрушители проклятья
Очень волнующий момент был))) Первое письмо на английском, первый перевод... Теперь только вычитать и можно выкладывать))) Автор в приятном шоке и безмерно довольна. Я прыгаю до потолка, она, наверное, тоже)))) Как здорово, что OUaT дарит столько позитива)))
Все почти так, как фанаты нафантазировали за эти месяцы))) Когда Румпель обратился к Белль "my darling Belle" я просто растеклась лужицей 
Как играет Роберт! Это что-то невероятное! КАК?! Вот как можно так играть?! Вся сцена возле колодца, этот взгляд Румпеля после поцелуя, когда уже понятно, что будет мстить, в обход обещания... Потрясающе! И очень жаль, что Эмили, при всей моей любви к ней, не всегда дотягивает до его уровня. Из их 4 сцен я однозначно верю ей только в 2 моментах. Собственно сам поцелуй, еще бы, это же поцелуй с Робертом!)))) и момент после того как Румпель говорит "I'm still a monster"... 
" border="0" />
